Будни имперской стражи[СИ] - Матвей Курилкин

– О, да у меня снова гости. Прошу вас принять гостеприимство одинокого отшельника.

Мы удивленно переглянулись. Откуда здесь отшельник? Мы протиснулись сквозь узкий проход, и оказались в небольшой уютной пещерке. На полу у стены валялся лежак, на вид состоящий из старых тряпок. У другой стены красовался огромный камень с плоским верхом, и рядом еще один, поменьше. Эти предметы явно использовались в роли стола и стула – на большем камне нашлись письменные принадлежности, а на меньшем сидел скрюченный старик человеческого рода, в лохмотьях, и с любопытством нас рассматривал.

– Ух ты, да у меня необычные гости. Вы ведь из внешнего мира, я прав? Как же это вас ко мне занесло? – удивленно спросил старик. Выглядел он роскошно – длинная седая борода, такие же длинные волосы, но глаза живые, и любопытные. Правда, борода не радовала чистотой, да и одежду любой нищий даже в самом бедном человеческом городе предпочел бы пустить на растопку. Но и в таком жалком одеянии старик производил впечатление скорее испытывающего временные затруднения ученого, чем побирушки.

– Мы здесь случайно, господин отшельник. Мы прибыли на каторгу для расследования одного дела, но так случилось, что сразу попасть в крепость нам не удалось. Мы шли по пустыне, а потом случайно провалились в эту шахту. Дальше пришлось идти под землей, путь, которым мы попали сюда, засыпало песком. Меня зовут Сарх, я стажер столичного отдела расследований. Это мой начальник, уполномоченный Огрунхай. Ну а это – я указал на гоблина – Ханыга, он наш проводник. Не объяснишь ли ты нам, уважаемый, кто ты такой, и как случилось, что ты здесь живешь? Я слышал, что в шахты спускаются только каторжники, но на ночь они возвращаются в крепость.

Шеф аж задохнулся от такой откровенности. Он явно собирался потребовать объяснений у старика, не утруждая себя представлениями. Я специально отобрал инициативу у орка, мой шеф, конечно, привык общаться с ворами и убийцами, но мне кажется, что этого старика грозным рыком не напугаешь.

– Хм. Боюсь, господа мои, вам не слишком понравится мой ответ, но, так же, думаю, что по сравнению с тем, что здесь с недавних пор творится, мои грешки слишком мелкие, чтобы такие важные ревизоры, аж из самой столицы, обращали на них внимание. Я попал сюда очень давно, и вынужден констатировать, что вполне заслуженно. Я долгое время жил, как все мои товарищи по несчастью, каждый день выходил на работу, и каждый день возвращался в барак. Прошло много лет, прежде чем я смирился со своим положением, и понял, что никогда не выберусь из этих мест. Вынужден признать, что каторга, в моем случае – это действительно исправительное учреждение. Я раскаялся в своих грехах. Вы знаете, я когда‑то был неплохим ученым. Магия тьмы, магия смерти, о, в молодости я был очень увлекающейся натурой. В моих экспериментах я заходил за границу дозволенного моралью и законами. На моих руках много крови невинно замученных разумных, но тогда, что мне тогда было до этих жалких, необразованных глупцов! Наука требует жертв! Впрочем, меня вовремя остановили, и все закончилось тем, чем оно закончилось. Теперь я почти не жалею об этом, я действительно был чудовищем, и вряд ли я смог бы с такими принципами принести много пользы для науки. Но я отвлекся. Я рассказываю для того, чтобы вы поняли – я маг, и магия осталась со мной и после того, как я попал на каторгу. Как я уже говорил, я постепенно изменился. Я стал наблюдать за этими бедолагами, моими товарищами, я стал сопереживать им. Я стал применять свою магию для того, чтобы облегчить им страдания. Магию смерти очень легко применять для лечения – жизнь и смерть связаны настолько тесно, и так легко превращаются одно в другое… Вы знаете, здесь часто требуется врачебная помощь, а гарнизонные лекари не слишком квалифицированный народ. Обо мне пошли слухи, ко мне стали обращаться, и иногда даже солдаты. Я никому не отказывал в помощи, и те, кому я помог, обычно не оставались в долгу. Никогда не требовал плату за помощь, и, стыдно признаться, люди стали думать, что я чуть ли не святой. Они всегда старались меня чем‑нибудь одарить, а мне было неудобно отказываться. Да и не такой уж я святой – мне трудно отказаться от всяких приятных мелочей, особенно если мне их дарят от чистого сердца. А потом, произошел тот случай. Меня завалило в шахте, и все подумали, что я мертв. Завалило так основательно, что работу в шахте решили больше не восстанавливать, и меня даже не стали откапывать. Обычно, если случается несчастный случай, тела поднимают наверх, и там хоронят, но бывает и так, что до трупа добраться трудно. В моем случае было так же, в журнале начальника гарнизона появилась надпись о том, что заключенный за номером 6149 погиб, и обо мне забыли. Но дело в том, что я на самом деле не погиб, как видите. Мне удалось выбраться, и я решил не возвращаться. Видите ли, я подумал, что раз уж я никогда не вернусь во внешний мир, почему бы мне не устроиться с максимальным комфортом здесь? Я выкопал эту пещеру, не один, конечно, мне помогали другие заключенные. Эти славные парни и девушки не стали выдавать меня начальству. Они по‑прежнему приходят ко мне за помощью, а взамен снабжают меня пищей, и другими необходимыми мне вещами. И теперь моя помощь требуется гораздо чаще. Я не знаю, по какой причине вы решили провести эту вашу инспекцию, но ее следовало бы провести давным‑давно.

– Знаете, уважаемый, о проблемах каторжан стало известно совсем недавно. И мы даже не знаем, что конкретно здесь не так. Может быть, вы прольете свет на эту историю?

– О, я непременно расскажу вам о том, что здесь происходит. Но, боюсь, мне немногое известно. Да и вообще никто из заключенных не может похвастаться осведомленностью в происходящем. Вам известно, как давно здесь всем заправляет новый комендант? Так вот, про него сразу пошли неприятные слухи. Сначала стали пропадать некоторые заключенные. Ночью за ними приходили стражники, и они больше не возвращались. Ребята пытались расспрашивать солдат, но они как воды в рот набрали. Стражники – нормальные простые разумные, здесь не принято было издеваться над заключенными. Нет, исключения, конечно, бывали, но обычно это пресекалось коллегами зарвавшегося стражника. С ними всегда можно было перекинуться парой слов, или попросить за определенную плату привезти что‑нибудь из‑за гор… Но с приходом коменданта это прекратилось. Стражники молчат, и только мрачнеют с каждым днем. Но странности на этом не закончились. Стали пропадать солдаты. И если заключенные исчезали ночью, на поверхности, то стражники – днем, и прямо в шахтах. Комендант допрашивал заключенных, но никто не мог сказать, что произошло. Человек отправлялся на патрулирование тоннелей, и не возвращался, а потом находили его труп. Чаще всего смерть была явно насильственная, но иногда было ясно видно, что смерть наступила просто от страха. Иногда рядом с телом стражника находили трупы одного или двух каторжан – но никогда не было такого, чтобы убивали только каторжан. Один из убитых – обязательно стражник. А потом… Не знаю, что случилось потом, но комендант похоже совсем сошел с ума. Он приказал больше не выпускать каторжан на поверхность. Стражники больше не патрулируют тоннели, они вообще спускаются сюда только для того, чтобы забрать ежедневную норму породы. Когда каторжане взбунтовались, отказались работать, и потребовали прекратить издевательство, они просто на несколько дней закрыли выход на поверхность, и не спускали сюда ни еду, ни воду. А через три дня, к уже умирающим от жажды беднягам спустился стражник, и объявил, что если к вечеру у выхода из тоннелей не будет трехдневной нормы соли, еды и воды больше не будет совсем. Конечно, этого сделать не смогли, но комендант милостиво позволил приготовить недостачу к следующему дню. С тех пор здесь все так и продолжается.

Шеф задумчиво почесал подбородок, а потом удивленно спросил:

– И что, эти отчаянные ребята так быстро смирились? Не думал, что таких безбашенных головорезов можно убедить так просто.

– А я и не говорил, что заключенные больше не протестовали. Самые отчаянные попытались прорваться спустя несколько дней после того показательного усмирения. И тут я вообще не понимаю, что произошло. Прорыв не удался, стражники частично перебили, частично захватили повстанцев. А потом случилось страшное. Сам я не видел, но мне рассказали те, чьим словам мне нет смысла не доверять. Захваченных вернули сюда, в катакомбы. Их отвели в одну из штолен, и держали там, пока не пришел комендант. Он лично проследил, как у выхода из штольни уложили несколько мешков с неизвестным порошком. После чего приказал всем отойти, а затем послал одного из заключенных с факелом, приказав подпалить мешки. Через минуту послышался ужасающий грохот, и из прохода полетело пламя вперемежку с камнями и землей. Очевидцы говорили, что штольни больше не существовало – на ее месте был такой завал, какой не сотворили бы за неделю и десяток рудокопов с кирками. Еще несколько дней с той стороны слышались вопли умирающих от жажды пленников. Вот после этого попыток протестовать больше не было. Среди заключенных немало бывших магов, и они клянутся, что этот завал организован без помощи колдовства. Да и мне неизвестно, какой силы должен быть маг, что бы сотворить подобное.